Птичка села на бревно
Принялась клевать зерно,
Ну а я присел себе на лавочку.
Ее дело есть зерно,
А мое - смывать говно,
Получая Слово для затравочки.
Видим: каждому - свое.
Ей - зерно, а мне - говно
Есть закон вселенской справедливости.
Только дело в том еще,
Выбрал сам я то говно,
По своей и дурости, и вшивости.
Дело было в общем так:
Сотворил Бог свет и мрак
Словом, что дышало доброй силою.
А затем пришел мудак,
В виде змея или как,
И перевернул он все навыворот.
Он сказал мне прямо в бок,
Что, конечно, знает Бог,
Что решаешь ты самостоятельно.
Если вкусишь ты говна,
То познаешь ты себя
И поймешь, какой ты замечательный.
А говно то - не говно,
А познания зерно,
А познаю, буду в шоколаде я.
А на Западе, не тут,
Молоко и мед текут
И вообще там правит демократия.
Уважают там права,
Лучше лечат доктора,
И вообще есть там цивилизация.
Ну а что имеешь здесь?
Нищету, забыв про честь,
И плохая здесь канализация.
Там живет свободный люд,
Управляет там народ,
Кто чем хочет, тем и занимается.
Кто-то хочет быть вором,
Кто-то - геем, кто - лжецом,
По закону это разрешается.
И поехал я туда,
И наелся я говна,
А теперь сижу я здесь на лавочке.
Птичке очень хорошо,
Натуральное зерно
Ест она, а мне уже до лампочки.
А зерно и есть зерно,
А говно и есть говно,
Как не называй его по доброму.
Понял, выбрал я говно,
Только истины зерно
Сделают всех нас вовек свободными.
Дорогие читатели! Не скупитесь на ваши отзывы,
замечания, рецензии, пожелания авторам. И не забудьте дать
оценку произведению, которое вы прочитали - это помогает авторам
совершенствовать свои творческие способности
Оцените произведение:
(после оценки вы также сможете оставить отзыв)
2) Огненная любовь вечного несгорания. 2002г. - Сергей Дегтярь Это второе стихотворение, посвящённое Ирине Григорьевой. Оно является как бы продолжением первого стихотворения "Красавица и Чудовище", но уже даёт знать о себе как о серьёзном в намерении и чувствах авторе. Платоническая любовь начинала показывать и проявлять свои чувства и одновременно звала объект к взаимным целям в жизни и пути служения. Ей было 27-28 лет и меня удивляло, почему она до сих пор ни за кого не вышла замуж. Я думал о ней как о самом святом человеке, с которым хочу разделить свою судьбу, но, она не проявляла ко мне ни малейшей заинтересованности. Церковь была большая (приблизительно 400 чел.) и люди в основном не знали своих соприхожан. Знались только на домашних группах по районам и кварталам Луганска. Средоточием жизни была только церковь, в которой пастор играл самую важную роль в душе каждого члена общины. Я себя чувствовал чужим в церкви и не нужным. А если нужным, то только для того, чтобы сдавать десятины, посещать служения и домашние группы, покупать печенье и чай для совместных встреч. Основное внимание уделялось влиятельным бизнесменам и прославлению их деятельности; слово пастора должно было приниматься как от самого Господа Бога, спорить с которым не рекомендовалось. Тотальный контроль над сознанием, жизнь чужой волей и амбициями изматывали мою душу. Я искал своё предназначение и не видел его ни в чём. Единственное, что мне необходимо было - это добрые и взаимоискренние отношения человека с человеком, но таких людей, как правило было немного. Приходилось мне проявлять эти качества, что делало меня не совсем понятным для церковных отношений по уставу. Ирина в это время была лидером евангелизационного служения и простая человеческая простота ей видимо была противопоказана. Она носила титул важного служителя, поэтому, видимо, простые не церковные отношения её никогда не устраивали. Фальш, догматическая закостенелость, сухость и фанатичная религиозность были вполне оправданными "человеческими" качествами служителя, далёкого от своих церковных собратьев. Может я так воспринимал раньше, но, это отчуждало меня постепенно от желания служить так как проповедовали в церкви.
